С доктором юридических наук, профессором ЕНУ имени Гумилева Жумабеком БУСУРМАНОВЫМ мы встретились, чтобы поговорить о проблемах высшего образования. Но интервью не получилось. Это, скорее, был крик души человека, который пытается через нашу газету достучаться до министра образования Аслана САРИНЖИПОВА.
Источник: Караван
В ловушке собственных амбиций
– Казахстан первым на постсоветском пространстве перешел на европейские стандарты – трехзвенную систему высшего образования. Изначально Болонская конвенция объединяла вузы, которые должны были решить экономические проблемы Евросоюза, при этом каждый вуз имел возможность сохранить свои особенности, взяв из этой конвенции лишь нужные ему элементы. А мы сразу отказались от всего старого и теперь пожинаем плоды. Безусловно, теперь мы можем привлекать иностранных преподавателей и профессоров из лучших вузов мира, наших ученых приглашают за границу, у магистрантов и докторантов появилась возможность получать два диплома – наш и зарубежный. Но проблем наше образование получило куда больше, и о них уже невозможно молчать, потому что совсем скоро мы окажемся в тупике, – сразу начинает профессор.
Тестирование на профпригодность
– Будущие юристы, которые завтра станут адвокатами, прокурорами, следователями, судьями, в вузе должны научиться грамотно излагать свои мысли, доказывать, обосновывать, а мы исключили для них такую возможность. Время лекционного занятия сократили с 1 часа 20 минут до 50 минут. Когда тут практиковаться убедительно и “стройно” говорить? Тут бы лекцию успеть прочитать. То есть преподаем мы теперь бегом, “галопом по Европам”, а потом сдача в тестовой форме, и снова студент не рассуждает, потому что не преподаватель принимает у него экзамен, а компьютерщик.
Так называемый ВОУД (внешняя оценка учебных достижений) – это тоже тестирование, посредством которого проверяют, насколько качественно вуз готовит студентов. Если студент не пройдет этот тест, то пятно ляжет на его преподавателя, на кафедру, на факультет и вуз в целом, поэтому мы вынуждены в течение четырех лет обучения натаскивать его, заставлять заучивать разные варианты тестов. В конце концов мы выпускаем юристов, которые не могут размышлять, не могут отстаивать свое мнение. Представьте, как такой адвокат в суде будет защищать клиента? Как прокурор будет аргументировать предъявленное обвинение? Это серьезнейшая проблема, и с каждым годом она становится актуальнее!
Нагрузка по евростандарту
– Ориентируясь на Болонскую конвенцию, мы тем не менее по многим параметрам не соответствуем западноевропейским стандартам обучения. Например, их профессор имеет педагогическую нагрузку от 100 до 180 часов в год: ведет одну дисциплину, читает лекции, проводит практические занятия, составляет программы, тесты, принимает экзамены, проводит промежуточный контроль. Наш же преподаватель обязан взять годовую нагрузку от 600 часов и более, а чтобы отработать свою ставку, он должен набрать от 5 до 10 дисциплин! Как говорится, почувствуйте разницу. И когда наше ведомство отчитывается о повышении качества образования, мы в вузах в ужас приходим. О каком качестве речь идет?! Невозможно быть специалистом по десяти дисциплинам сразу, хоть какой золотой ты будь!
– А если отказаться?
– Тогда человек не наберет ставку, и ему платить не будут. Он обязан набрать эти часы! А еще он должен писать учебно-методический комплекс – толстенный талмуд по каждой дисциплине. По каждой! Бюрократии у нас вообще много. Этот постоянный контроль, проверки каждый месяц... К тому же постоянно пытаются что-то хоть чуть-чуть да видоизменить, и всякий раз всю документацию переделывать приходится. У нас есть комплексы на 300–400 страниц, и все надо переделывать, потому что, видите ли, форму, образец поменяли в министерстве, название изменили или колонтитул. Или поменяли количество часов. И получается, что все задействованы, все работают.
Преподаватели перегружены, они не то что повышать свой уровень не успевают, а элементарно передохнуть. При этом европейцы получают от 4–5 тысяч долларов в месяц, у нас же – чуть более 500 долларов до девальвации, сейчас еще меньше. Я, профессор, должен на полторы ставки работать, чтобы получать 180 тысяч тенге, а кандидаты наук или преподаватели, не имеющие степени, и того меньше получают. Ниже плинтуса нас опустили! Вот такая реальная наша жизнь по европейским стандартам.
Тупик для гуманитариев
– Бакалавры сейчас учатся четыре года. Но это лишь первый уровень образования, с которым на престижную работу не устроишься. Второй – это магистратура. Но кто идет в магистратуру? Нетрудоустроенные бакалавры. И психология у них такая: “Я заплатил, а знаний с меня не требуй”. Для вуза они – источник дохода, внебюджетные средства. И вуз на многое закрывает глаза. Бизнес с образованием срослись, и такое вот получилось.
Далее докторантура – это третья ступень высшего образования. По логике вещей туда должны поступать люди, которые связывают свою судьбу с научно-преподавательской деятельностью в вузе. Но и здесь проблема: на весь Казахстан по специальности “юриспруденция” и “международное право” каждый год выдается либо два, либо три гранта, то есть почти нет пополнения. К тому же выставили требования, что защищать докторские диссертации могут только те докторанты PhD, которые имеют публикации в зарубежных журналах с высокой степенью цитируемости.
Но у нынешних докторантов, которые сейчас учатся, еще нет публикаций, потому что в эти журналы попасть для казахстанских юристов, историков, филологов практически невозможно. Они изучают казахстанские проблемы, а кому за рубежом это нужно? Статья должна быть интересна для всего мира, или хотя бы для Европы. Поэтому нас и не пускают в такие журналы. Более того, публиковаться в них может только тот, кто уже признан ученым, то есть имеет ученую степень. А по требованиям нашего образовательного ведомства мы заставляем там опубликоваться еще не остепенившегося человека. Где логика? В итоге мы начинаем ощущать дефицит ученых, в вузах – нехватка преподавателей с научными степенями.
Еще интересный нюанс: в законе об образовании мы этих молодых докторантов PhD признали учеными, хотя они просто прошли курс обучения по вузовской программе PhD. За рубежом это называется академическая степень, а ученая степень дается Высшей аттестационной комиссией. Тем не менее предшествующие министры докладывали: “В этом году армия ученых прибавилась на 2,5 тысячи”. Откуда они?! Где они?! Мы же знаем по уровню обучения, как далеки они от ученой степени, потому что мы сами ведем занятия!
Конечно, мы можем повысить ответственность научного руководителя, кафедры за конечный результат, за выход на защиту, но это ничего не даст, потому что в докторантуре эти два места уже заказаны. По заказу нашего министерства либо руководства вуза поступают на эти места не те, кто хочет ученым стать или в вузе работать, а дети крутых или знакомых – и все! А те, кто жаждет этих знаний, не могут поступить. Конкурса-то нет!
– А на платное поступить нельзя?
– Нет. Отменили. Это раньше была платная докторантура, благодаря чему некоторые наши депутаты, чиновники успели получить корочку доктора PhD. Из-за этого мы и убрали это дело. Они не ходили на занятия, чихали. По сути, им просто корочка эта нужна была. Представьте, докторантура стоила 30 тысяч долларов – в год по 10 тысяч. Они оплатили, в конце получили диплом – и все! Благо платили за свое обучение сами.
Доктора чиновничьих наук
– Многие так успели докторами PhD стать?
– Нет, не многие. Два-три года практика такая была, а потом убрали эту лазейку. Поэтому, мне кажется, надо пересмотреть эту систему. Во-первых, нам нужно, как в западной системе образования, повысить требования к тому, кто желает учиться в докторантуре PhD. Только таких надо допускать, у которых действительно есть склонность к науке. Второе. Те, кто завершил, должны отрабатывать, а не убегать. Все-таки 30 тысяч долларов сейчас государство платит за их обучение, а они ни в науку не идут, ни в вузе не остаются. Хорошее теплое гнездышко уже заготовлено для них.
– В нацкомпаниях?
– И в них тоже, и на государственной службе. Это для карьерного роста нужно. С другой стороны, нужно увеличить количество грантов для поступления, скажем, до десяти. Зато из этих десяти можно будет отобрать самых-самых. Ну ладно, один-два-три будут блатные, но и остальные, жаждущие этих знаний, смогут поступить. А так два места на страну, и те забронированы. И ничего не сделаешь! Бедные наши преподаватели, которые много лет работают в вузе и которые хотят повысить свою квалификацию, получить ученую степень доктора PhD, не могут поступить! Вот такое безобразие у нас творится.
Кошелек для визитной карточки
– Хотите сказать, что скоро вузы останутся без профессоров?
– В том-то и дело. Профессура старой закалки уйдет. А кто придет на смену? Между тем именно за счет таких, как я, каждый вуз занимает определенное место в мировом рейтинге. Наш Евразийский национальный университет входит в топ-500 среди 17 тысяч вузов мира. Именно по количеству докторов наук, профессоров, кандидатов наук определяется остепененность профессорско-преподавательского состава. Мы – бренд любого вуза, визитная карточка.
Почему же за нас не держатся, не хотят заинтересовывать материально? В каждом вузе есть внебюджетные деньги – на договорной основе все принимают студентов. Кроме того, вузы сейчас имеют право осуществлять хозяйственную деятельность, создавать ТОО. Оттуда тоже деньги поступают. Так пусть используют их, чтобы поддержать профессоров. Мотивация должна быть, а ее нет. И даже если преподаешь хорошо, конечный результат, видите, какой. Потому что вся система образования так выстроена, что работает на показатели, а не на качество содержания и обучения. Это опухоль нашего образования, и ее нельзя дальше запускать.
– Вы поднимали эти проблемы перед министерством?
– Если бы наше ведомство обращало внимание на наше возмущение и пожелания! Когда принимали закон об образовании, я работал директором Института законодательства и пытался противостоять, я же знаю вузовскую систему, но тогдашнее руководство министерства не сочло нужным отреагировать. В Евразийском университете я тоже высказывал ряд предложений, и по результатам моего выступления была создана университетская комиссия, но проблема не решилась.
Совместить совместимое
– Что вы предлагаете сделать? Вернуться к старому?
– Нет. Нам надо было хорошее наше сохранить, а извне взять лишь некоторые элементы. Вот в России, например, до сих пор параллельно идет традиционное и европейское.
– Но случилось то, что случилось. Как теперь можно вылечить образование?
– Нужно срочно пересмотреть государственную политику в отношении высшего образования, подготовки научно-педагогических кадров. Для этого допустить параллельное существование традиционной защиты кандидатских и докторских диссертаций. Не все же собираются в Европе работать и конкурировать там. Кто хочет, пусть учится здесь по европейскому образцу, а кто хочет здесь работать, сможет учиться по традиционной форме обучения.
Нужно также пересмотреть нагрузку на преподавателей. А если уж равняться на Европу во всем, тогда оставьте преподавателям по 100–200 часов, а не 600–700, как сейчас.
Вузы России тоже заставляют европейскому образцу соответствовать, но они сопротивляются. МГУ не воспринимает это. Беларусь сохранила прежнюю, традиционную систему. А раз мы сейчас в Едином экономическом союзе, значит, образовательное пространство мы тоже должны отработать, чтобы оно приближено друг к другу было.
Плагиат государственного масштаба
– Плагиат в диссертациях сейчас актуальная проблема?
– Конечно. Сейчас она решается хорошо, потому что есть программа “Антиплагиат”. Включаешь и сразу выявляешь количество, цитируемость, сколько своровано текста.
– Много отсеивается по этой причине?
– Бывает. Таких мы не допускаем до защиты, пока они не доработают. Другое дело, когда плагиат выявляется после защиты. Сейчас таких уже нет. А раньше было.
– Года два назад в Сети появилась информация, что диссертация одного бывшего министра сплагиачена...
– При большом желании вы у многих такое найдете. У многих, кто защитился, особенно в гуманитарной сфере. Человек должен отдать дань уважения тем людям, чьим трудом пользуется, но не у каждого совесть так настроена.
– Если факт плагиата стал известен, должны отозвать такую диссертацию?
– В Европе, или на Западе, если такое выявили, несмотря на свое положение, статус, должность, человек со стыда сгорел бы и ушел. В цивилизованных странах так и делают. Но наш менталитет до этого не дорос.
– А законодательство предусматривает какую-то ответственность за это?
– Конечно, это непристойное явление, но чтобы ответственность была предусмотрена в нормативных актах за плагиат в диссертациях – я такого не могу вспомнить. Нужно просто не допускать их к защите. А если после защиты выявлено – аннулировать эти работы. Но я не припомню, чтобы у нас аннулировали.
– Много среди чиновников таких сомнительных докторов-кандидатов?
– Очень! Очень много! Я вам это говорю как бывший ученый секретарь Высшей аттестационной комиссии. Я был ученым секретарем диссертационного совета по защите диссертаций. Раньше часто сталкивались с этими вещами. Если сейчас все диссертации прошлых лет прогнать через “Антиплагиат”, знаете, сколько всего повылазит? Это будет очень интересно.
Просмотров материала: 13 957
