С руководителем Экспертного центра национальной стратегии, политиком Адилом Тойганбаевым мы беседуем о наиболее актуальных и обсуждаемых темах политической повестки дня. Это и новое резкое обострение ситуации в Украине, и посредническо-миротворческие усилия Казахстана, направленные на разрешение этого конфликта, и угрозы, исходящие от религиозных радикалов, и предложение ввести в нашей республике пост вице-президента.
Источник: camonitor
- Вы не раз говорили о необходимости участия Казахстана в разрешении российско-украинского конфликта, о наших больших посреднических возможностях. Теперь президент фактически сам взял на себя согласительную миссию, на повестке дня остается проведение саммита лидеров "нормандского формата" в Астане. Это правильное развитие событий?
- Оно может привести к конкретным результатам, а таких на сегодня немного. Пока к положительным переменам мы можем отнести только два момента: стороны согласились говорить друг с другом (отчего, собственно, "нормандский" формат), и заключено принципиальное соглашение о перемирии, достигнутое в Минске. Принципиальное - потому что оно подтверждает политическую волю решить дело миром, но одновременно минус его в том, что оно весьма расплывчато и фактически остается абстрактным пожеланием.
Январская активизация боевых действий показывает, насколько зыбки существующие рамочные соглашения и насколько при этом переоценена роль насилия как метода исторических решений. Казахстан - да, он способен и даже обязан проявить себя лидером умиротворения, не просто способствуя переговорному процессу, но и внося в него свою собственную философию мирных решений.
Это проверка делом того, насколько жизнеспособными окажутся наши подходы к выдержанному урегулированию споров, спокойствию в критической ситуации, к нашему нацио¬нальному стилю - "экспорту стабильности". При этом миротворчество - одно из самых благородных и востребованных ремесел на планете.
Способность перевести конфликт России и Украины в плоскость диалога дает нам и значительные стратегические преимущества. Она способна стать грандиозным аккордом, подведением итога формирования Казахского государства и его внешней политики. По уровню сложности это, можно сказать, нобелевское задание для нашего политического класса.
И это тот случай, когда наши неторопливость, основательность, осторожность и умеренность - востребованные качества, а не тормозящие. Должны и они сыграть свою положительную роль, наконец.
- Очень позитивная оценка! Насколько успешно может справиться Казахстан с такой миротворческой миссией? Ведь, наверное, одних добрых намерений мало?
- Здесь не только намерения. Есть и большой национальный интерес, а не просто добрая воля или умение убеждать и учитывать разность интересов. Потому что помощь в урегулировании подобных конфликтов - лучшая для нас возможность избежать их у себя в стране. Внутриполитических ресурсов для этого у нас критически мало, зато внешнеполитический работает на все сто.
Поэтому экспорт стабильности должен происходить не от ее мнимого переизбытка, а из точного уникального знания, как и из чего эта стабильность "делается". Государство-интегратор, а это мировая роль, к которой призвана наша страна, гасит противоречия и созидает из кризисного накала энергию синтеза не просто из добрых побуждений, а потому, что умеет то, чего не умеют другие. Так что наша задача - не просто усадить оппонентов за один стол. Нам надо дать им тему для разговора. Ту, которой сегодня нет. Или все так и останется на уровне разведения сторон - примирения, но не мира.
- Вы говорите, что настоящее решение невозможно без понимания того, почему вообще возникают подобные конфликты. Получается, без обращения к истории профессиональное миротворчество невозможно?
- Не только к истории. В такого рода конфликтах проявляется целый комплекс проблем, начиная от национальных амбиций и обид. Чтобы их оценить адекватно, надо хотя бы понимать, о чем речь. Контекст любого конфликта всегда масштабнее его самого. Работать с ним, видеть его насквозь - в этом и заключается талант миротворца.
- Также вы утверждаете, что история этого противостояния начинается с 1991 года.
- Да, именно с момента распада Советского союза. Сразу же формируются новые центры интеграции на нашем пространстве: один из них связан с Россией, другой - с Украиной. Первый стоит за проектами ОДКБ, ЕЭП, Таможенным союзом и выражает консервативную идеологию, советскую инерцию, недоверие к демократии, нежелание действующих правителей расставаться с властью.
В рамках этих проектов они понимают друг друга без слов. Второй стоит за интеграцией ГУАМ, там тоже проект постсоветских элит, но с намного большей открытостью миру, готовностью экспериментировать с выборным процессом. Такая готовность не от внутреннего благородства, конечно.
Просто эти страны оказались в более проблемной экономической зоне, без ресурсного "бонуса", и их народы более требовательны к лидерам. Так что геополитика тут на вторых, даже на третьих ролях. Москва и Киев оказались разведены в разные стороны с самого момента распада. И первым поводом для жесткого противоречия уже зимой 1992 стал Черноморский флот. Уже тогда все четко вело к тому, что происходит сегодня.
Проблема здесь серьезнее, чем раздел имущества или демаркационные разногласия. Российско-украинские отношения с самого начала оказались драматическими, и только худшие условия украинской экономики не давали возможность этому драматизму проявиться полностью. Украине все это время было действительно не до амбиций, а Россия уже в "нулевые" годы вернулась к поиску своего сверхдержавного статуса, к возведению нового СССР.
Отношения с Украиной неизбежно будут проблемными, потому что Украина в двойственном положении. Она и жертва Империи, и одновременно сама эта Империя. С 18-го века участие малороссов в Российской империи было решающим. И в советское время - то же самое. Косвенным следствием такого положения стала внутренняя культурная и политическая двойственность Украины, на которой два десятилетия эффектно играли политики и которая сдетонировала в 2014-м.
Конфликт Москвы и Киева - это больше, чем спор приграничных государств, и разрешение его является более сложной и нетривиальной задачей. Это война за имперское наследство. Хотя многих сторонников украинского национализма такое определение возмутило бы. Но далеко не все существенные проблемы очевидны, да и те, которые очевидны, необязательно проговариваются вслух.
История Российской империи, формирования ее церкви, культуры, системы образования, армии будет неполной, если не учитывать влияние таких людей, как генерал-фельдмаршал Разумовский, писатель Гоголь, конструктор Королев, ученый-экциклопедист Вернадский. Даже если оставить в стороне генеалогию происхождения России от Киевской Руси, а Русской православной церкви - от Киевской митрополии. Такого рода отношения никогда не могут быть ровными, груз их прошлого критически тяжел.
- Украинский вклад в советское наследство и вправду становится актуальной темой. Буквально на днях министр иностранных дел Польши потряс многих заявлением, что Освенцим освобождали украинские солдаты. И вы говорите не так однозначно, но примерно о том же.
- Почему нет? В Беловежской пуще обсуждали совсем другие вопросы, и правопреемство РФ Советскому союзу мало волновало тогдашних правящих бюрократов, поэтому они так легко на него согласились. Но история непреклоннее: порядка 20 процентов Героев Советского союза времен Великой Отечественной войны - украинцы, а среди дважды Героев доля украинцев составляет уже 26 процентов. Мы должны говорить об этом еще и потому, что никто не должен отнять и у нас память об этой войне, о казахском вкладе в общую победу.
Попытки одной из советских республик приватизировать красное знамя могут основываться только на неадекватности одних и на невежестве других.
- На повестке дня еще одна конфликтная ситуация - история с парижскими карикатурами, превратившаяся из фарса в самую настоящую трагедию. Имеет ли она мирное решение? Или терроризм невозможно обуздать?
- История показывает, что возможно. Но терроризм - это инструмент, и воевать надо не с автоматом, а с тем, кто его держит. Без ясного понимания того, кто есть враг на этой войне, все останется на стадии пропагандистского кликушества. А работа в сфере взрывоопасных зажигательных идей, религий, сект требует филигранной реакции и высочайшей квалификации.
У нас ничего близкого к этому нет, и во Франции тоже нет. Хотя характер опасности в Европе и Центральной Азии разный, конечно. У действующих политиков отсутствует даже осознание задачи, их миссия, скорее, другого плана - хотя бы не навредить, не сделать хуже. Не придать своими действиями новых сил и мотиваций террору.
- По-вашему, они даже не пытаются ему противостоять? Почему?
- Потому что заняты проведением митингов и демонстрацией собственной наивности и прекраснодушия. Такие митинги убедительны только для тех, кто на них ходит. А убеждать в чем-то самих себя - первый и основной признак полной неадекватности.
- Вы не раз говорили, что поддерживаете экспертные разработки в сфере религиозных конфликтов и их погашения…
- Это не тема для публицистики или политических дискуссий, совсем другой жанр и другое назначение. Могу только подтвердить то, что говорил об этом раньше.
- С чем, на ваш взгляд, связана последняя инициатива, касающаяся введения у нас поста вице-президента? Это сейчас действительно нужно стране?
- Это самое необходимое из всего, что нужно. Главная тема для нас и наших соседей по постсоветскому пространству - стабильная государственность, преемственность курса, легитимный транзит власти. Для одних это тактика: фамилии, кланы, их ситуационные альянсы. Для других - стратегия: смена руководства может разрушить мир и согласие в государстве, тогда как, напротив, должна сделать их более устойчивыми.
Смена правящих элит на идеальном уровне решена в Соединенных Штатах, в Китае. Но нужна практика подобных процедур, схема их работы, а в идеале - уже политическая традиция. Главное - процесс должен быть не стихийным, а идти по строгому алгоритму. И согласие общества строится вокруг алгоритма, а не вокруг конкретных персон. В нашей жесткой президентской республике сейчас все решает фаворитизм. Это обеспечивает быстродействие властной вертикали, но подтачивает ее перспективу.
Однако мы можем найти решение, которое одновременно (и это важно!) будет усиливать систему и отвечать интересам общества. Если президент хочет видеть в политике своего преемника, то пусть это будет открытый выбор, а не кулуарное согласование. Для такой открытости и задумывается пост вице-президента, реально второго лица во власти. И он дает сразу несколько преимуществ.
Вице-президент предлагается президентом, и тот не ограничен в своем выборе. Но в то же время вице-президент избирается на общенациональных выборах вместе с главой государства, что поднимает его над уровнем чиновников. Тот, кто избран на выборах, - уже не назначенец, его невозможно задвинуть дворцовыми интригами или даже лишить должности.
Главу правительства, главу отдельной палаты парламента - элементарно, а избранного вице-президента нельзя. Даже президент не может просто так его "снять". Только через новые выборы. Так что мы получаем фигуру не только с высшим закрепленным уровнем легитимности, но и независимую.
Лучшим решением была бы парламентская или хотя бы парламентско-президентская республика, но сегодняшний уровень договороспособности политиков и их компетентности такую перспективу не обеспечивает. А вариант с вице-президентством - в любом случае шаг к демократической трансформации существующей власти. И если есть опасения, что демократизация политической системы может расшатать государство - мы получаем гарантию от этого. Мне такие сомнения всегда казались, очень мягко говоря, преувеличением.
Однако у нашей власти они есть, и будет только лучше, если сомнения в демократии будут устранены демократическим образом. Наше государство слишком зависимо от интриг и гаданий. СМИ рассуждают, кто из руководителей оказался ближе на президентской орбите, кто и какие получит преимущества, кого назначат "в преемники". Но это не реальность, а догадки посторонних людей.
Никто не несет ответственности за такой прошлогодний снег - мало ли что кому показалось. Мы же предлагаем, чтобы власть говорила с народом. Чтобы курс Казахстана, как стратегический, так и кадровый, определялся открыто и общим решением. Мы начинали этот разговор с профессионализма миротворца.
Во внутренней политике действует та же логика. Иногда сердце требует поддержать призывы, откровенно ультимативные для власти. Тем более что она, власть, часто дает поводы для нашего недовольства. Но разумом все-таки понимаешь, что будущее - за решениями, устраивающими всех. Таких решений совсем немного. Нам надо научиться их находить.
Просмотров материала: 2 053
