Протесты 21 века, в отличие от прошлого столетия, зарождаются в социальных сетях. Но так ли очевидно влияние соцсетей на политическую активность населения? Разбираем основные аргументы теории кибероптимизма и киберпессимизма на примере российских антикоррупционных митингов 2017 года.
Потенциал социальных сетей
Раньше, когда люди узнавали о новостях из газет, а оппозиционные мнения обсуждали шепотом на кухне, организация массовых протестов могла длиться годами. В 21 веке рассказать о событиях и высказать свое к ним отношение можно в социальных сетях — месте, где даже обычный школьник может стать лидером мнений.
Сегодня Фейсбук, Вконтакте, Твиттер, Инстаграм не просто площадки для размещения фото, но и публичная арена для дискуссий, выражения и формирования мнений. Собрать единомышленников и организовать демонстрации теперь гораздо проще.
Один клик — и ты активист
По мнению писателя, консультанта, сторонника кибероптимизма Клэя Ширки, интернет значительно упростил организацию протестов и повысил уровень политического участия населения. Координация современных акций и мобилизация граждан происходит в социальных сетях. Информация о предстоящих митингах теперь доступна каждому, кто есть в сети. Участники могут поддерживать связь и синхронизировать свои действия, находясь в разных городах.
В антикоррупционных митингах 2017 года участвовало от 50 до 98 тысяч человек из 154 городов России, — пишет Медуза. В крупных городах привлекать внимание к протестным акциям стал Алексей Навальный и его команда в группах во Вконтакте. За общим названием «Требуем ответов 12 июня» следовало название города, в котором собирались проводить демонстрации.
Примеру Навального последовали и волонтеры из других регионов. По подсчетам «ОВД-Инфо», такие сообщества создали в 194 городах России. На них подписалось 142 тыс. 577 человек, что примерно равно численности населения Пятигорска.
Организаторы и волонтеры назначали место и время митингов, занимались согласованием мероприятий с правоохранительными органами, грузили плакаты с лозунгами для печати. Любой неравнодушный (спойлер: а может быть и равнодушный тоже) мог присоединиться к волне местных протестующих или просто высказать мнение в комментариях к постам. Клик «присоединиться», клик «скачать» — и вот он уже активист, правда, пока только в сети.
Улыбайтесь, вас снимают!
Как пишет Ширки, социальные сети не только позволяют обычному обывателю мгновенно стать частью оппозиционного движения, но и могут удержать власть от прямого насилия. Фото, видео, прямые трансляции с митингов доступны не только с экрана телевизора и на сайтах СМИ, но и в личных аккаунтах граждан.
Репосты и лайки в социальных сетях могут за несколько часов сделать пост самым узнаваемым в мире. Ответную реакцию правоохранительных органов теперь может увидеть кто угодно, поэтому властям приходится справляться с недовольствами более осторожно, чем в прошлом. Не только ради сохранения спокойствия внутри страны, но и чтобы избежать осуждения всемирного сообщества.
Движение «Black lives matter» в Штатах вспыхнуло с новой силой как раз благодаря социальным сетям и мгновенному распространению ролика с убийством Джорджа Флойда.
На словах ты Лев Толстой, а на деле…
Аргументы Ширки убедительны не для всех. На этом этапе нашего кибер-батла обратимся к стороннику киберпессимизма Евгению Морозову. По его мнению, говорить о положительном влиянии социальных сетей на протестную активность населения пока рано.
Организация митингов за счет доступности информации действительно облегчилась, но вместе с тем сеть породила и слактивистов, так называемых диванных активистов. Обсуждение организационных вопросов внутри оппозиционных групп в социальных сетях, ровно как и комментарии, репосты и лайки далеко не всегда выходят за пределы интернета.
На самом деле слактивисты были и до появления интернета, просто их сложно было подсчитать. О них стали говорить, потому что социальные сети стали местом публичного выражения мнений.
Морозов приводит в пример эксперимент датского психолога Колдинг-Йоргенсена. Он призывал пользователей Фейсбука защитить от сноса исторический фонтан в Копенгагене. В группе набралось 27 тысяч человек. Но никто из них не предпринял ровным счетом ничего, никто не вышел за рамки социальной сети. Самое смешное в этой истории, что фонтану на самом-то деле ничего не угрожало, информация была ложной.
Были ли такие же мнимые активисты в протестах 2017 года? Увы, да. По данным «ОВД-Инфо», петербургская группа Вконтакте «Требуем ответов 12 июня» насчитывала 17595 участников, московская — 14919. Тем не менее на реальный митинг в Санкт-Петербурге вышло 3500–12000 граждан, 4500–5000 человек насчитали в Москве. Количество митингующих стало рекордным за 2017 год, но цифры говорят сами за себя: выйти на улицы и выразить недовольство готовы далеко не все, в случае со столицей даже меньше, чем половина.
Засветились
Социальные сети кроме предупреждения власти от прямого насилия с тем же успехом помогают ей и в борьбе с диссидентами, отмечает Морозов. Отследить организаторов протестов теперь гораздо проще, а пресечь оппозиционные движения можно еще до того, как они стали реальными.
Адвокат международной правозащитной группы «Агора» Алексей Глухов рассказал, что в Чебоксарах повестки в суд пришли 11 участникам акций. Во время самого митинга задержаний не было, вероятнее всего, на митингующих вышли по кибер-следам.
Конец кибер-батла: кто был убедительнее?
На наш взгляд, митинги в России во многом обязаны своей масштабностью социальным сетям. Организовать протесты теперь действительно гораздо проще, ровно как и отследить диссидентов.
Влияние социальных сетей остается неоднозначным и противоречивым. С одной стороны, они не просто предоставляют информацию, но и служат местом для дискуссий и формирования взглядов. Помогают людям организовывать протесты и контролировать действия государства. Но с другой — социальные сети породили слактивистов, а властям стало легче отследить диссидентов.
Источник: Системный блок
Просмотров материала: 769