Мы живем в переломное время – меняются социально-экономические отношения, идеология и идеалы, культурные ориентиры, менталитет. И в этих условиях человек «вынужден» жить в постоянном экзистенциальном кризисе, потому что «старые» ценности размыты, а новые еще не определены. Наиболее болезненно эти процессы отразились на книжной продукции: мы отвыкли читать книги – мир перестал быть поэтическим и эпическим, он стал обыденным, приземленным и расчетливым.
Искусство учит мыслить. Это краеугольный камень любого вида искусства, в том числе и художественной литературы. Разумные книги, журналы и газеты учат мыслить. Но в наше время книги уходят на второй план – то ли мир изменился, то ли мы изменились. Мы отвыкли читать книги – мир перестал быть поэтическим и эпическим, он стал обыденным, приземленным и расчетливым.
Какова судьба художественной литературы в новых условиях? О самом сокровенном – о слове, о роли книги и миссии писателя мы беседуем с Асланом Жамелевичем Жаксылыковым. Наш собеседник – известный писатель, переводчик, доктор филологических наук, профессор КазНУ им. аль-Фараби, автор более двухсот научных трудов и пятнадцати художественных произведений.
Творчество, способное воскресить человека
- Аслан Жамелевич, знаю, вы постоянно пишете. Чем заняты в данное время?
- В последнее время в основном занят переводами. Недавно закончил книгу из серии «Жизнь замечательных людей» об Ади Шариповиче Шарипове. Это легендарная личность, его имя занесено в библиографический справочник «Выдающиеся люди планеты», выпускаемый международным библиографическим центром Кембриджского университета.
С 22 июня 1941 г. лейтенант Ади Шарипов участвовал в боях в составе 7-й танковой дивизии. Летом 1941 г. в Мухинских лесах Белоруссии организовал партизанский отряд прямо под носом у врага!
В мирное время был министром просвещения Казахской ССР, секретарем Союза писателей Казахстана, заместителем Председателя Совета Министров Казахской ССР, заместителем председателя Совета Союза ВС СССР.
Был директором Института литературы и искусства им. М.О. Ауэзова Академии наук, написал ряд романов, повестей и рассказов, 350 научных и публицистических работ.
- Мне понравилась ваша оценка творчества Адольфа Арцишевского в одном из интервью: «Хочу всем напомнить, что он издал за жизнь 26 книг! Его собранием сочинений можно убить человека и воскресить одновременно, уж простите мне такой своеобразный юмор».
- Это было сказано на презентации его книги в начале этого года. Да, он очень проникновенно пишет о разных людях: писателях, поэтах, музыкантах, художниках, его интервью с известными людьми читаются как художественное произведение, его литературные сравнения поражают своей образностью, его описания природы впечатляют лиризмом. Это настоящий летописец Казахстана.
- Но ведь и вы написали немало научных трудов и художественных произведений, стали писать со школьной скамьи…
- Не сказать со школьной скамьи, но родители с детства привили любовь к литературе. Они были учителями сельской школы: отец – преподаватель географии, мать – казахского языка, хорошо знали казахскую литературу и фольклор, и моя казахская фольклорная стихия идет из их рассказов.
Начал писать после школы во время службы в рядах советской армии в 1973 г. В госпитале я написал историческую повесть. Хотя повесть была сырой, она и подтолкнула меня на путь творчества.
После демобилизации приехал в Алма-Ату, чтобы поступить на филологический факультет и стать писателем. В 1987-88 гг. написал первый роман «Поющие камни», в нем затронута тема полигона, был опубликован в журнале «Простор» в 1997 г.
- Почему роман так долго шел к печати?
- Потому что все мои попытки опубликовать его в Алма-Ате и в Москве были неудачны – все давали отрицательные отзывы. Мне трудно судить: возможно, вещь была сыровата? К тому же на дворе был 1988 г., был соцреализм, а мой роман выходил за его рамки и по форме, и по содержанию.
Но после долгих попыток, наконец, Надежда Чернова опубликовала в сокращенном виде в «Просторе», и это подтолкнуло меня не только опубликовать его полностью, но и развернуть ядро романа, продолжить его в других произведениях. Так родились романы «Сны окаянных» и «Другой океан».
Нужна ли литература в условиях рынка?
- Извините за некорректную постановку вопроса, но если бы ваши романы были напечатаны в советское время, то, возможно, они были бы известны не только в СССР, но и за рубежом.
- В современном мире изменились функции литературы. Раньше предполагали, что литература способна менять мир, но катастрофы ХХ века показали, что мир становится гораздо более жестоким и жестким, и человек и общество в этом мире не гуманизируются.
Но в советское время понимали, что писатели в известной мере – скрытые идеологи общества, воспитатели масс, пропагандисты традиционных ценностей. Да, у советской власти были сложные отношения с писателями и поэтами, но она знала их значимость, хотя пыталась их поставить себе на службу.
Литература поддерживалась государством, гонорары тех лет позволяли некоторым писателям жить без зарплаты, без необходимости каждодневно ходить на работу и в то же время творческая интеллигенция в целом пользовалась большим авторитетом, влияла на идеологию, государственные дела.
Ныне голос интеллигенции просто не слышен народу, по этой причине нет национального диалога. Для меня самоочевидно, что статус творческой интеллигенции должен быть вопреки всему каким-то образом восстановлен.
- Но что-то случилось с приходом рыночных отношений – литература оказалась не востребованной, а книги – дорогими. Может, в условиях рынка нет потребности в искусстве и литература попросту не нужна для «нового капитализма»?
- Я не согласен с такой постановкой вопроса. Конечно, есть коммерциализация искусства, но и на Западе, и на Востоке серьезная литература востребована, несмотря на развитие интернета.
Старый или новый капитализм, или социализм, или еще что-то иное – везде люди остаются людьми, государство остается государством, остаются базовые духовные ценности и традиционная культура. И в эту сферу надо направлять инвестиции, потому что духовная архитектоника может быть более важной, чем архитектоника из бетона, стали и арматуры.
Да, и на Западе писатели не живут только на гонорары, но их книги издаются немалыми тиражами, востребованы. У нас же литература сегодня элементарно не доходит до широких масс, книги издаются тиражом в полторы-две тысячи книг, который расходится среди знакомых и в библиотеки.
Дело дошло до того, что писатель сам издает книгу на свои последние деньги, бывает, сам ее и продает, потому что торговая сеть разрушена, нередко везет свою книгу в регионы, пытаясь каким-либо образом продать там хотя бы часть тиража. Литературная критика не развита, как и популяризация новой литературы.
Похоже, с изданием книг даже в странах СНГ лучше, чем у нас. Можно обратиться к статистике 2010 г., и она подтвердит наши выводы.
В этом плане мы мигрируем в провинциализм, потому что на Западе и на Востоке роль книги на качественно высоком уровне. Например, в Англии ежегодно выходит тысяча романов, как и в Японии, и в других развитых странах, в число которых Казахстан планирует войти. Но этот процесс предполагает и вхождение со своей литературой, своей культурой.
Чем порадовать сердце?
- Есть ли надежда на соответствующее развитие литературы?
- Надежда всегда есть. Для этого нужна не только поддержка государства, но должны произойти мощные духовные подвижки в самом социуме – развитие гражданского общества, должна произойти полная перекодировка народного сознания и должны восстановиться традиционные ценности. Народное сознание должно вернуться к исконным, основополагающим принципам своего менталитета.
Нечто подобное произошло в начале ХХ в., когда появились ранний Ауэзов, его рассказы 20-х гг., Магжан Жумабаев с его рассказом «Грех Шолпан». Это лучшие произведения 20-30-х гг., они опередили свое время.
Впоследствии они «породили» Мукагали Макатаева, от творчества которого идет чистый дух, идет мощная созидательная энергия. Потом появились «Кровь и пот» А. Нурпеисова – подлинный вдохновенный эпос, прорывная книга «Аз и я» Олжаса Сулейменова. Мы должны верить в то, что после застоя будет подъем и такое чудо может вновь произойти.
- А в русской литературе кто близок?
- Из русских писателей мне дорог Ф.М.Достоевский. В Семипалатинске сохранился дом, где Достоевский жил более 3 лет солдатчины. Здесь написал «Село Степанчиково и его обитатели», «Дядюшкин сон», главы из знаменитых «Записок из Мертвого дома». Он интересовался казахами, дружил с Ч.Валихановым – он увидел в нем великого исследователя.
Он же был провидцем, одарен мистическим сознанием. В какой-то мере предсказал Чокану его будущее: «Не великая ли цель, не святое ли дело быть чуть ли не первым из своих, который бы растолковал России, что такое Степь».
Наука отняла людей у бога, а других нравственных ориентиров не дала взамен, и великого гуманиста интересовала не судьба христианства, а судьба человечества. Во второй половине ХIХ века, когда возобладали тенденции в определении будущего социального устройства посредством, прежде всего, научного и экономического путей, Достоевский беспокоился, что без духовных и эстетических начал это будет приемлемо лишь для «человека-скота».
Затем мне интересен его опыт психологического «перелопачивания» человеческого материала. Быть столько лет на каторге и не сломаться, развить в себе стратегического наблюдателя, в тюрьме «наблюдать и созерцать» людей, их характеры и психику!
Именно там и почувствовалось, что Достоевский в какой-то мере перешагнул за грань человеческого опыта, в нем сформировалось нечто сверхчеловеческое в плане терпения, мужества, интереса к феномену жизни, ситуации, значения духовно-психологического фактора.
Все, что дальше происходило в его жизни – это «распрямление» сформировавшейся пружины. То, что он открыл для себя значение Иисуса Христа, христианства – это естественное явление, возвращение к отеческой традиции. Мистик в нем нашел путь. И он написал свои великие романы – провиденциальные вещи. В его судьбе я увидел нечто важное для себя – духовное больше и шире личного, истинная миссия там.
Сон разума рождает образы
- Недавно перечитал любимую мной вставную легенду «Наш дом» в вашем романе «Дом Суриката». Удивляет в ней не только гармоничная фантасмагория, как в «Приключениях Алисы в Стране чудес», но и кинематографичность – готовые сцены визуальной картины. Было бы отлично, если бы по ней сняли фильм.
- То, что ты называешь фантастикой и гротеском в моих произведениях, это присутствует. Но это только видимая часть, а глубже – это особая реальность. Например, ученые крысы, мыслящие крысы – это же метафоры на внутреннее состояние отдельных людей в условиях лихорадочной гонки вооружений.
Не случайно Аристотель определил человека как общественное животное, наделенное разумом. А в худших качествах как его охарактеризовать? Сам язык изобилует устойчивыми метафорами, обозначающими свойства и качества человека: лиса – «хитрый, льстивый человек», медведь – «о неуклюжем человеке», петух – «о задорном человеке» и т.д. Тех же военных называют «ястребами».
Действующие и говорящие вещи в моих произведениях – это гротеск на одном плане, но суровая реальность – на другом. Например, упомянутый тобой дом – это живой дом. Почему нас тянет в отчий дом? В моих произведениях вещи могут быть похожи на людей, повелевать им, влиять на их судьбу.
Но разве вещи не обладают магическим влиянием на нас, разве мы независимы от них? Ведь из-за вещей люди ссорятся, судятся, убивают друг друга, воюют. Парадокс – человек создал вещи, а цивилизация вещей и предметов поработила дух человека. Разве это не фантасмагория, о чем ты говоришь? Через фантасмагорию в своих романах я добиваюсь обобщения, «сжатия в образе» и суггестии того, что происходит в протяженном времени или разных временах.
- Когда читаешь ваши вещи, то фантасмагорические картины так же убедительны, как убедительны наши сны ночью. Вы говорите, что ваши сюжеты и персонажи снятся?
- Да, я не скрываю, что черпаю сюжеты в своих снах. В детстве даже путал сны и реальность – захватывающие сны, настоящие странствия. Видимо, это наложило отпечаток на фантасмагорические сцены в моих произведениях. Ведь с возрастом сны стали более сложными и парадоксальными, феноменальными по яркости и остроте сознания.
Я много лет вел записи сновидений, и эти описания впоследствии помогли мне в создании романного цикла. Можно сказать, что я в какой-то мере, сновидящий. Хотя эти опыты остались в прошлом, они стимулировали творчество.
- Как вы использовали сны?
- Мои небольшие вещи печатались, в частности в «Просторе». Но с первой крупной вещью случилось нечто загадочное. После моего возвращения с 8-го Всесоюзного совещания молодых писателей в Москве мне полностью приснился сюжет первого романа «Поющие камни». Возможно, поэтому роман был написан относительно в короткие сроки.
Впоследствии записи готовых сновидений использовал и в других романах, например, и в книге «Дом Суриката», которую ты упомянул. Обычно начинаю «созревать» для работы над очередной книгой, когда «прорабатываю» сюжет через сны.
Некоторые свои сны могу назвать символическими. Для меня сновидения – подспудное, седьмое восприятие человека, с помощью которого он может считывать астральную информацию на матричном уровне. Конечно, это эволюционное качество сложно дифференцировано по своим проявлениям у разных людей.
- В связи с «проработкой» сюжета через сны мне вспоминается гравюра Гойи «Сон разума рождает чудовищ», где он изобразил спящего человека, которого мучают кошмарные сны и чудовища, их населяющие. У вас тоже кошмары – полигон, дети-калеки и другие жертвы ядерных испытаний, живые вещи, мыслящие крысы и т.п.
- Я понял твой намек и параллель с гравюрой. Такое сравнение имеет право на жизнь – Гойя использовал гротеск, аллегорию для выражения своего видения мира и общества. К своему рисунку он привел пояснение: «Когда разум спит, фантазия в сонных грезах порождает чудовищ, но в сочетании с разумом фантазия становится матерью искусства и всех его чудесных творений». Воображение в сочетании с разумом производит не чудовищ, а чудесные творения искусства. Поэтому можно сказать, что сон разума рождает образы, сюжеты, аллегории.
И для меня кошмары – не мои образы или не мои сны. Я не зря говорил о проблеме издания и распространения книг, потому что книги рождаются из книг. Если твоя вещь публикуется, доходит до читателя и находит отклик, то это очень сильно стимулирует творчество, и, наоборот, писание «в стол» может надолго приостановить спонтанное рождение и развитие сюжетов и образов.
Дорога к читателю длиною 20 лет
- Вы хотите сказать, что задержка с публикацией первого романа на 9 лет отразилась на рождении следующего романа? А в целом, какова судьба ваших книг на пути к читателю?
- В известной мере, это так, хотя в те годы я был поглощен научной работой, малыми жанрами, переводами с казахского языка на русский, которые помогли мне изучить творческую лабораторию разных писателей, наработать литературный опыт.
И когда в 1997 г. роман «Поющие камни» был опубликован в «Просторе», то это меня настолько окрылило, что я в тот же год решил написать продолжение. Мне было понятно, что этот роман был увертюрой к большому сложному сюжету – я всегда не воспринимал соцреализм с его простотой, мне хотелось, чтобы читатель заблудился в сюжетных линиях, как в лесу.
И в 1998 г. написал вторую книгу этого цикла – «Сны окаянных», где продолжил тему ядерного полигона, грандиозную, трагическую тему роли войны в истории человечества, особенно ядерного оружия.
Вторая книга начала публиковаться в журнале «Тамыр» и частично в журнале «Таншолпан», были неплохие отзывы редакторов, а также читателей. Именно «Тамыр» дал мне моральный импульс закончить свой роман. И эти публикации и отзывы подтолкнули к работе над третьей книгой – решил продолжить сюжет, потому что он не был завершен.
И в 2000 г., после защиты докторской диссертации, я взялся за новую вещь – был творческий подъем. Как всегда, к началу работы уже были готовы «проработки» сюжета через сны, существовали наброски ее частей в виде каких-то схем, сюжетных линий, имен персонажей, и за один год написал третью книгу – «Другой океан».
Видимо, был наработан литературный опыт, сопутствовало вдохновение – писалось быстро. После написания некоторое время я ее редактировал, шлифовал. С 2004-2005 г. фрагментами стал публиковать в журналах.
Затем я решил объединить все три книги в одном томе и издать, благо они «из одного теста» и дополняют друг друга. Чтобы не ходить по чиновничьим кабинетам с протянутой рукой, я издал книгу на свои деньги тиражом всего в 200-300 экземпляров.
Конечно, это мизерный тираж и говорить о массовом читателе не приходится. Но, как говорится, мир не без добрых людей, которые поддержали меня, в частности Мурат Мухтарович Ауэзов, а также группа писателей, культурологов, объединившихся вокруг него.
Мне также оказал поддержку тогдашний аким Алматы Имангали Тасмагамбетов, который ознакомился с фрагментами моего романа. В результате мне удалось переиздать трилогию уже тиражом 500 экземпляров.
В 2006 г. я сел писать четвертую книгу – «Дом Суриката». Фрагменты этой книги начали публиковать два журнала – «Аполлинарий» и «Тамыр», были хорошие отзывы.
И к 2009 г. состоялась публикация романа «Сны окаянных» – для меня это своего рода определенный рубеж и основа для следующей книги. Роман включает четыре части – «Поющие камни», «Сны окаянных», «Другой океан», «Дом Суриката», каждый из которых является самостоятельным произведением и в то же время частью общей тетралогии.
В 2012 г. была завершена и пятая книга «Возвращение» – ее сюжет полностью вытекает из предыдущих книг, она композиционно объединяет начало и конец всего цикла. Этот роман фрагментами публиковался в журналах «Тамыр», «Простор», в совместном Литературном Альманахе «Казахстан-Россия» (2015 г.).
Книга продолжает тему вечной идеологической войны, с которой человечество жило и живет до сих пор и не думает с ней не расставаться, наоборот, оно глубже врастает в войну. К сожалению, романный цикл до сих пор не издан приемлемым книжным тиражом и еще не нашел выхода к большому читателю.
- Вы художественными средствами, через фантасмагорические сны изобразили внутреннюю суть войны? Какова плоть и кровь войны? Уйдет ли она в прошлое?
- Я не могу сказать, что войны уйдут в прошлое в ближайшем будущем. Экзистенция войны – это настолько глобальная, мучительная проблема для человечества, а также для писателя, что я решил дать свой вариант ответа на этот вопрос в своих романах. Хотя не мне судить, насколько читатель получит исчерпывающий ответ.
Сопровождает ли война историю человечества по причине мистических, иррациональных факторов или человечество само по себе представляет воинственный вид и гены войны заложены в наше тело, наше сознание, нашу прапамять? Или с нами играют злую шутку какие-то потусторонние силы? Все это меня очень волнует.
- Аслан Жамелевич, большое спасибо за интервью!
Дастан ЕЛЬДЕСОВ, специально для Матрица.kz
Просмотров материала: 4 298
