«Здесь больше эмоций». Болат Жамишев о работе в фонде «Қазақстан халқына»

Общественному фонду «Қазақстан халқына» исполнился год. В интервью председатель правления фонда Болат Жамишев рассказал о том, по каким причинам фонд не всех обратившихся отправляет лечиться за рубеж, почему работа в благотворительной организации сложнее, чем на государственной службе, и приглашали ли его на работу в новый состав правительства. 

— Болат Бидахметович, лично для вас было ли вызовом стать руководителем Фонда «Қазақстан халқына», на который возложено множество ожиданий и надежд?

— Это, безусловно, вызов. Я считаю, что у населения, с учетом того, как подавалась идея создания фонда, озвученная Главой государства, были высокие ожидания, даже завышенные, я бы сказал. Есть очень много вопросов, которые должно решать государство, а не благотворительные организации. Люди, не дождавшись от государства помощи, решили, что ее можно получить через фонд. Это и создало такие вот завышенные ожидания. И первоначально это очень сильно давило на нас. После сентябрьской конференции мы определили, чем мы занимаемся, и сузили для себя рамки. Имею в виду, что теперь мы уже не пытаемся объять необъятное. Но зато четко поняли, на каких направлениях нам нужно сконцентрироваться.

— Стал ли фонд таким, каким его видели вы, каким его видели казахстанцы?

— Я думаю, что нет. Мы провели большую работу с общественностью, с общественными организациями, мы определились, чем будет заниматься фонд. И следующая задача, которую нам предстоит решить, — как именно фонд должен реализовывать свою работу. И если говорить про качество, эффективность, исполнение и реализацию задач, то фонд не стал таким, как его видели. Однозначный ответ: нет. И нам предстоит это решить. Это то, на что мы настроены.

Был период, когда фонд только создали, и к нам поступило 40 тысяч обращений. Это были очень разноплановые заявки. Что говорить, фонд только появился, и никто не знал, чем он будет заниматься. Поэтому кто как понимал, и соответствующие заявки отправлял. Мы очень долго с этими заявками разбирались. На основе этих обращений мы определили, по каким направлениям нам нужно пытаться организовать системную работу. Для нас важно, чтобы люди понимали, что, отработав 40 тысяч заявок, мы в большинстве случаев отказали. Потому что большинство просьб было погасить кредиты или купить жилье. Но в тех случаях, где мы посчитали нужным помочь, мы помогаем, выстроив систему. Где нужно работать индивидуально, мы работаем индивидуально.

Большое количество обращений было с просьбой оплатить лечение за рубежом. Хотелось бы пояснить, что при принятии решений мы руководствовались не одним мнением сотрудников фонда. Мы, безусловно, советовались с экспертным сообществом, с врачами, с теми, кто работает в сфере здравоохранения. Выстроили систему, при которой мы оплачиваем лечение за рубежом. Но мы определились, что это в первую очередь дети, и в тех случаях, когда на руках имеется заключение о том, что в Казахстане не могут их лечить. Если это желание самих родителей, то мы не помогаем. Это их собственное решение. Также помощь фондом выделяется в тех случаях, когда правительство должно за счет бюджета отправить, но оно не может этого сделать по каким-то причинам. К примеру, мы оплатили спецрейс мальчику в Южную Корею. В связи с постановлением нельзя было оплачивать спецрейс за счет бюджетных средств, а так, обычным рейсом, он просто не долетел бы.

Там, где речь идет о покупке лекарств. По-моему, все наслышаны, что фонд покупает лекарства детям с орфанными заболеваниями. Здесь нами ведется  индивидуальная работа. Системность заключается только в том, что мы делаем: получаем заявки, определяем, не включены ли эти лекарства в список приобретаемых лекарств за счет бюджета, далее связываемся с производителями этих лекарств. Это небыстрый путь, потому что мы связываемся напрямую с производителями, тем более это дорогостоящие лекарства и часто экспериментальные. Но по-другому, наверное, быть не может, так как это редкие, тяжелые заболевания. И пытаемся помочь.

— Были ли случаи, когда вам звонили родители тех детей, кто получил отказ в помощи фонда? Приходилось ли вам в такие моменты лично отвечать на звонки?

— К нам в фонд может обратиться любой гражданин страны. Штат фонда – 25 человек. Если мы вслед за получением заявки будем вести переговоры с теми, кто их отправил, сколько в день можно провести телефонных разговоров? Допустим, к нам обратились 1000 человек. Сколько времени необходимо для того, чтобы переговорить со всей тысячей? Понятно, что очень много. Мы стараемся выстроить электронную систему взаимодействия. К нам на сайт можно зайти на тех же условиях, что и в «электронное правительство», один в один. Нам оставляют заявку, и мы в соответствии с этой заявкой работаем, отвечаем. Только в исключительных случаях мы ведем переговоры с получателями помощи. Это отправка на лечение за рубеж. Понятное дело, что здесь переписываться просто не получится. Поэтому переговоры ведутся непосредственно с теми, кому мы эту помощь оказываем.

— В Казахстане сложился стереотип, что госслужащие не заинтересованы в своей работе. Вы – государственник, у вас очень большой опыт работы. В связи с этим хотелось бы узнать ваше личное мнение. Оправдан ли этот стереотип, недоверие к госслужащим? Либо проблема в другом, и людям не дают работать на местах?

— Знаете, когда всех госслужащих, чиновников в одну кучу мешают, я считаю, что это абсолютно несправедливо. Потому что есть политические госслужащие, которые у всех на виду и о деятельности которых можно судить. Но в основном 90 процентов госслужащих – это клерки. Я бы слово «клерки» не произносил в каком-то унизительном тоне. Это те люди, которые заняты не политическими вопросами, текущими делами. И когда мы, к примеру, говорим об «электронном правительстве». Всю работу делает вовсе не кнопка, на которую вы нажали. Именно после того, как вы нажали на нее, собственно, вся работа и начинается. И кто ее делает? Вот эти самые госслужащие, чиновники.

— В правительстве и других государственных органах частая ротация кадров. Складывается ощущение, что людей просто меняют местами. Был акимом — стал заместителем премьера. Возникает закономерный вопрос, что при назначении на новое место не учитывается его бэкграунд, результаты на прошлой работе. Бывает настолько быстрая ротация кадров, что министру даже год не дают поработать. И при вопросе, почему чиновник так решил, он отвечает, что уже там не работает. Оправдана ли такая ротация кадров? 

— То, о чем вы спрашиваете, безусловно, имеет место. Поэтому говорить, что это кажется, не могу. В целом ряде случаев так происходит, и я с этим согласен. Но, если говорить о том, что критикуют по причине одних и тех же лиц. С другой стороны, принцип меритократии предполагает, что нужно двигать людей, исходя из опыта и результатов. То есть, когда появляются новые люди из ниоткуда, у меня, честно говоря, больше вопросов к ним, чем к тем, которые, как вы говорите по кругу ходят. Поэтому люди, которые имеют какой-либо опыт работы, появляются на каких-то позициях, еще раз повторюсь, мне представляется это естественным. Потому как без какого-либо опыта занимать высокую позицию — это больше исключение из правил. Человек, который не знает систему работы какого-либо государственного органа, будет долго разбираться с тем, куда он вообще попал, прежде чем вообще показывать какие-либо результаты. В этом случае может оказаться так, что, если он слишком долго разбирается, его могут быстро заменить. Так что здесь много факторов. Но в целом я согласен, что было бы, конечно, лучше, если бы внутренне и внешне эта система выглядела более обоснованной.

— Вас не приглашали на работу в новый состав правительства?

— Я же на пенсии.

 — Возможно, внештатным советником или консультантом в Акорду, учитывая ваш шикарный бэкграунд? Лично мне бы хотелось видеть вас в Кабмине, но это, конечно, мое личное мнение. 

— Спасибо. Эту часть интервью я обязательно попрошу послушать своих детей и друзей. Но я сейчас на пенсии. Вообще, знаете, я ведь по возрасту и статусу, так сказать, пенсионер. Но я продолжаю работать, и даже более активно, чем раньше. Я член советов директоров нескольких организаций, ну и основное время я провожу здесь, в фонде. Прихожу утром, вечером ухожу, остальное все онлайн. Это зона моей нынешней ответственности.

— Говоря о населенных пунктах, регионах, местами ситуация очень плачевная. Вы были министром регионального развития и знакомы с ситуацией не понаслышке. 

— Крупные предприятия нашей страны, целый ряд из них, являются градообразующими в моногородах, которых у нас 27 в стране. Я разговаривал с руководителями этих предприятий. И не то чтобы отвечая на вопрос, а соглашаясь с тем, что, безусловно, проблемы очень большие и ими нужно заниматься. Они говорят, что никто не сравнивает жизнь в этих моногородах с жизнью в Дубае, и, как иногда читаешь в прессе, почему мы так не живем. Почему не сравнивают со столицей или областным центром? По каким причинам программа «Комфортные дворы» работает в областных центрах, но не в малых городах? Почему, если в столице говорят о теплых остановках, не говорят о них в малых городах? И люди, работая на этих предприятиях, получая стабильную зарплату, дальнейшее будущее не связывают с этим городом. Если появятся деньги, то они предпочтут приобрести детям квартиру, к примеру, в Астане, но не там, где родились, живут и работают. Ясно, что этой проблемой нужно заниматься. Потому что избыточная миграция, в смысле не поддерживаемая созданием рабочих мест и строительством жилья, опасна. Поэтому нужно уделять внимание. Я не говорю именно региону, потому что вся наша страна, кроме Алматы и Астаны, и есть регионы. Я думаю, что для нашей страны важно заниматься выравниванием уровня жизни во всех городах.

— Хочется спросить здесь у вас как у финансиста. Чего ожидать нам от 2023 года? У правительства должен быть другой вектор?

— Речь идет, конечно же, об инфляции. Люди вправе ожидать от правительства и ожидают действий по снижению уровня инфляции. Это ответственность правительства и Национального банка. Потому что ясно: увеличение стоимости жизни потребует в конце концов принять решение об индексации заработных плат бюджетников, пенсионеров в том числе. Понятное дело, что от предприятий также потребуют каких-то действий по индексации заработных плат. Но, если инфляцию не снизить, это как дрова в костер. Поэтому ключевое — это ответственность правительства и Нацбанка за снижение инфляции, по-другому эту проблему не решить.

— Были ли моменты, которые вы хотели бы исправить на прошлой работе — на государственной службе, когда были министром?

— Знаете, это же такое бесполезное занятие. Я думаю, что таких случаев у каждого человека много. Хочется что-то поменять, улучшить, исправить. Но я не видел никогда смысла в том, чтобы зацикливаться на этом.

— Что вы советовали своим детям, когда они были подростками и когда стали взрослыми людьми? Есть ли моменты, за которые вы, как отец, горды и которые вам хотелось бы исправить?

— При встречах иногда, не то чтобы часто, молодые люди спрашивают у меня, что бы я мог посоветовать им. Первый мой ответ – ничего. Второй мой ответ: в качестве совета я предлагаю почитать книгу «Гении и аутсайдеры. Почему одним все, а другим ничего?». Там много приводится причин, которые способствуют успеху и в жизни, и в карьере. Но все эти условия срабатывают только в том случае, если ты выполняешь правило 10 тысяч часов. Если ты каким-либо вопросом серьезно занимался менее 10 тысяч часов, ты не можешь считать себя профессионалом или знающим тонкости этого вопроса. В этой книге описываются десятки примеров этого правила. И если брать статистику, это работает всегда. Понятно, что сейчас, когда при упоминании правила 10 тысячи часов все понимают, о чем речь. Нам же родители говорили, что если лениться и бездельничать, то в жизни ничего не добьешься. Это то же самое правило. Ну и, наверное, мы с супругой это внушали своим детям. Что нужно быть добросовестным, ответственным, что только через труд можно добиться чего-либо. Думаю, вот это они усвоили, как и принципы правильных, честных человеческих отношений. Все остальное в их руках.

— Вы — сильный финансист. И мне просто интересно, как вы, господин Жамишев, дома распределяете семейный бюджет? Либо этим занимается  ваша супруга?

— Я уже не думал, что наша беседа пойдет в этом русле. Но коротко отвечу. Когда я был аспирантом, у меня была стипендия 90 рублей 80 копеек и двое детей. И этой стипендии не хватало ни на что. И бюджетом распоряжалась супруга. Я, честно говоря, даже не знал, как мы выживаем на эту мою аспирантскую стипендию. Я пока учился, она сидела с нашими детьми и еще работала. Если говорить сейчас, с учетом изменившихся обстоятельств, у нас каких-то споров нет. Нет необходимости что-то контролировать, все просто, каждый из нас что-то предлагает. Обычно, если предлагает супруга, я соглашаюсь.

— Я понимаю, что очень много заявок проходит через фонд, но были ли какие-то истории, которые вас сильно зацепили как человека, как отца, как дедушку?

— Безусловно, были. У нас есть программа по изготовлению протезов для молодежи и детей. Мы не Министерство соцзащиты, поэтому не можем взять обязательство обеспечить протезами всех. Но мы решили, что будем обеспечивать современными бионическими протезами молодежь и детей. Для них протез — не просто восполнение функции ходьбы. Это важно для их социализации. Либо он будет себя чувствовать одиноким и несчастным, или же будет чувствовать себя как все: ходить, гулять. Если это протез руки, то пользоваться как здоровой, ну по крайней мере функционально ближе к этому. Мы этот проект сделали  достаточно быстро. К нам пришли наши, казахстанские производители. Мы им показали видео, где молодая девушка без ног всегда мечтала встать на каблуки. Они сделали протез, и она встала на каблуки. Прошлась, продефилировала. Такой вроде бы простой случай, но он мне запомнился. Я же этой проблематикой не занимался, поэтому я не знал, что протез может быть настолько совершенным.

— С какими новыми вызовами вам пришлось столкнуться здесь, в фонде, в сравнении с работой в министерстве? Эмоционально здесь сложнее ли, учитывая множество человеческих судеб?

— Безусловно, земля и небо. Потому что госслужба —  это госслужба, общественная организация — это общественная организация. Мне супруга как-то сказала, что я стал громче разговаривать. Я ответил, что в общественной организации кто громче кричит, тот и прав. Здесь эмоций больше. Я думаю, что и ответственность здесь другая. Она ближе к тебе, несешь ответ за все, что делаешь. На госслужбе ты оперируешь бюджетом. В Минфине, допустим, республиканским бюджетом, где большие цифры, большие категории, программы. Здесь ты понимаешь, какая сумма денег какому количеству людей может помочь, кто эти люди. Поэтому ясно, что в эмоциональном плане все по-другому.

Болат Жамишев, председатель правления фонда «Қазақстан халқына»

Источник: Tengrinews.kz